Шея была почти чистой, а я взяла новый платочек, осторожно положив его на мощную, вздымающуюся грудь. От прикосновения к его груди, я разучилась дышать. Сердце забилось так, что задрожали пальцы. Я осторожно, постоянно поглядывая на спящего, вела рукой по его груди и чувствовала, как краснею до кончиков ушей. Это было какое–то невероятное наслаждение, от которого внизу живота что–то теплело и порхало.

Никогда не думала, что обычное прикосновение будет вызвать у меня такое волнение и такое смущение.

— У нас тут забастовка рабочих сопельной мануфактуры! Говорят, что носы уже стерли! — заметил Вольпентингер. — А ну, пошли, родимые! План, перевыполнение плана! Даешь ведро соплей за пятидневку!

Закусив губу, я провела по груди еще раз, как вдруг увидела, что пятно ползет вниз в штаны, перетянутые красивым ремнем.

Я осторожно, краснея от каждого движения, вытирала плоский живот, чувствуя пальцами твердые мышцы. В тот момент, когда нужно было вытирать вокруг пряжки, я смущенно закусывала губу и отводила взгляд.

— А можно я там вытирать не буду? — спросила я, глядя на Вольпентингера.

— Ну да, проснется мужик, приспичит ему, а там баклажан! Вот радости–то! — усмехнулся рогатый кролик. — А потом скажет, что у жены ночевал! И будет он ходить со своим баклажаном!

Я засомневалась, слыша, как под рукой сморкаются гномы.

— Так, дети и несовращенолетние есть? — спросил Вольпентингер, поглядывая на призрака. — Я к кому обращаюсь, а?

— Мне уже сто лет как восемь! — произнесла призрак, слегка обидевшись. — Это считается?

— Эм… Да, считается! Поэтому отвернулась и не смотришь! — заметил рогатый кролик.

Осторожно, боясь побеспокоить спящего, я стала расстегивать ремень. Пряжка звякнула, ремень расползся по сторонам. Я снова замерла в нерешительности, закусив губу. Золотые пуговицы заставляли меня дышать с утроенной силой.

— Хфру–у–у! — трубно высморкался гном, а я зажмурилась, расстегивая пуговичку.

— Нет, я представляю его лицо, когда он узнает, что его пометил гном. А потом узнает, что конкретно пометил гном, как свою собственность. Сомневаюсь, что он будет спрашивать у гнома разрешения ею воспользоваться! — ехидно заметил Вольпентингер, когда я принялась за вторую пуговицу.

Три пуговки было расстегнуто, а я отвернулась и поднесла платок, пытаясь не глядя вытереть там все.

— Левее! Правее! — командовал Вольпен, а я была ему очень благодарна.

Как вдруг я услышала странный звук. Вольпен молниеносно спрыгнул, гномы скатились с кровати вниз и гномьей многоножкой побежали под кровать.

— Мадам, — послышался чуть хрипловатый заспанный голос. Я попыталась отдернуть руку, но кружево рукава зацепилось за пуговицу. — Я так понимаю, вы проводите ревизию?

— Эф… Эм… Оф… — растерялась я, чувствуя, как жар приливает к щекам удушающей волной.

— Или вы решили проверить, умер я или нет? — спросил муж, пока я отчаянно пыталась порвать кружево. Но платье было очень добротным, и кружево не отпускало.

— Это не то, что вы подумали, — пролепетала я, глядя на платочек в своей руке.

— Мадам, только не говорите, что там все плохо, и вы пытались привести его в чувство цветочной эссенцией для обморочных дам, а теперь утираете ему слезы платочком, чтобы он не расстраивался? — усмехнулся инквизитор, пока я сгорала от стыда.

— Мне… мне … тетя говорила, что… — задохнулась я. — Чтобы я перед тем как… эм… с мужем… Протерла его цветочной водой и платочком! А то мало ли, где он был до меня!

— До вас он был на работе. , — с мрачным сарказмом заметил муж, глядя на меня странным взглядом. — Кстати, как успехи? Я могу им воспользоваться? Или пока рано?

Эти слова вогнали меня в такую краску, что воздуха не хватило.

— Все, я закончила, — произнесла я, осторожно пряча платок. Я уже встала, нервно сжимая собственные пальцы. Мне казалось, что от моего стыда сейчас воспламенятся занавески и начнется пожар.

— А чему еще учила вас ваша тетушка? — мрачно спросил муж, на которого я старалась не смотреть. — Погодите, откуда здесь столько платков?

— Эм… — начала я, бросаясь к кровати и сгребая платки. — Просто… просто я плакала!

— Мадам, — заметил муж, а его красивая бровь приподнялась. — Вы расстегнули мне штаны и плакали?

— Да. Просто мне вдруг… эм… стало грустно! — ответила я, чувствуя, что мне не хватает воздуха. Уши не горели, нет! Они просто полыхали огнем. Мне казалось, что я никогда не забуду этот позор.

Для убедительности я высморкалась в платок с одеколоном. От неловкого движения несколько платочков выпало комочками на пол.

— Я боюсь связать два события. Снятые штаны и ваше «грустно», — голос мужа был очень странным. Жаль, что я не видела его выражения лица. Пока что по голосу я не могла понять, к чему он клонит.

Внезапно под кроватью послышался шорох.

— Так, а это у нас кто? — спросил муж, а я вздрогнула, резко обернувшись. Муж свесил ноги с кровати, стал приподнимать покрывало, а я поняла. Гномов нужно спасать! Они связанные, далеко убежать не смогут.

— Это мышь!!! — заорала я дурным голосом бросаясь на мужа и валя его на кровать. — Она нашла меня. Мышь меня нашла! Та самая! Страшная и ужасная мышь!

Я кричала, в надежде, что гномы что–нибудь предпримут и спрячутся, пока я тут изо всех сил пытаюсь отвлечь мужа.

— Думаете, это она? Не слышу бряцанья оружия. Если это мышь, то она явно решила убить вас голыми руками, — муж посмотрел на меня, а я почувствовала руку на своей спине. Хвост! Куда бы его деть! Вниз нельзя, вверх нельзя! Его сейчас найдут!

Я соскочила с мужа, как вдруг он встал, обнял меня и прижал к стене.

— Готова ли ты покаяться в прегрешениях? — спросил инквизитор шепотом.

— В каких? — спросила я едва слышно. Я чувствовала, как вздымается грудь, как руки ищут опору на стене.

— Которые сейчас будут, — усмехнулся Инкрис, а я стояла, словно оцепенев. Хвост был пока в безопасности. Он прижимался к стене, а я не знала, что на такое ответить! За громким стуком сердца я не слышала даже собственные мысли.

— Ка–каюсь, — кивнула я, набирая воздуха в грудь. — Но до свадьбы не разрешаю!

Муж рассмеялся, а его рука прошла между моей талией и спиной.

— Вы что? — спросила я, глядя на него. — Уже не жалеете, что женились на мне?

— Еще не знаю, — поднял брови муж, а его рука начала скользить вниз, как вдруг внизу послышался отчетливый и громкий стук в дверь.

— Ой! — дернулась я, вырываясь из объятий. — Там кто–то стучится! Может, это инквизиторы? Вас ищут?

— Возможно, — ответил муж, а я воспользовалась заминкой и бросилась вниз. Муж, одеваясь, шел следом. Я открыла дверь, но за дверью никого не было!

— Интересно, кто это мог быть? — спросил муж, выходя на улицу и осматриваясь.

Не знаю, что меня дернуло, но я резко закрыла дверь и заперла ее на засов.

— Мадам, вы так долго прощались со мной, что я едва не расплакался, — усмехнулся муж.

Я взбежала по ступеням, видя, как он идет по дорожке по направлению к черной карете. Его камзол был наброшен на одно плечо. Моя рука смяла пыльную штору.

— Это я постучала! — послышался голос призрака, на который я обернулась. — Надо же было тебя спасать!

Глава семнадцатая

— Прости, конечно, — я чувствовала себя ужасно неловко, глядя с благодарностью на спасительницу. — А как тебя зовут?

— Меня? Зовут? — спросила призрак и задумалась. Я видела, как она морщит лоб, словно пытаясь что–то вспомнить. — Эм… Я не помню!

— Как это ты не помнишь? — спросила я, видя, как призрак расстроилась. — Извини, что спросила. Не надо было…

— Я и правда не помню своего имени, — произнесла призрак. Я слышала, как на кухне грюкает посуда и слышатся пьяные песни гномов. Они пели про какую–то красавицу с нежной щетинкой усов.

— Погоди, ты не помнишь имени? — спросил Вольпентингер.

— Да не помню!!! — закричала призрак так, что зазвенели даже люстры. Он взвилась вверх и исчезла в пололке.